Нарушение норм должно вызывать шторм, но выше трёх баллов здесь нет совсем ничего

О Сергее Непейцыне мы сегодня знаем во многом благодаря писателю и историку Владиславу Глинке, собиравшему материал об изобретателе Кулибине. Готовилась выставка, посвящённая его юбилею. И вдруг в архиве Глинке попадается на глаза чертёж протеза ампутированной ноги. Чертёж сопровождался записью Ивана Кулибина: «Прошлого 1791 года в сентябре месяце по моему указанию сделана одна механическая нога в Санкт-Петербурге артиллерии офицеру Непейцыну, лишившемуся оной в очаковском штурме выше колена…». Глинка заинтересовался – кто такой этот Непейцын? Через некоторое время – в 1966 и 1970 годах – были изданы две художественные книги: «Повесть о Сергее Непейцыне» и «Дорогой чести». В любой детской библиотеке в 70-х-80-х годах они находились на видном месте.

У Сергея Непейцына было несколько резких поворотов биографии. В 17 лет он потерял ногу в сражении под Очаковым, и дальнейшие перспективы его военной карьеры были туманны. Их фактически не было. В отличие, например, от его однокурсника по Артиллерийскому инженерному корпусу графа Алексея Аракчеева. Но почти случайная встреча в Петербурге с Кулибиным всё изменила. Изобретатель сконструировал особенный протез, для того времени – уникальный, первый в мире. И Непейцын остался на службе, дослужившись до майора и отправившись в отставку в 1806 году. В 35 лет он, родившийся в Псковской губернии Великолукского уезда в селе Ступино, стал городничим Великих Лук. Псковский губернатор называл его лучшим градоначальником губернии. Всё складывалось хорошо до одной случайной встречи в 1811 году. Она описана Владиславом Глинкой в повести «Дорогой чести».

Непейцын шёл по Никольской улице своего города. В это время неподалёку остановился неизвестный экипаж.

«Из опущенного оконца высунулось морщинистое, сухое лицо с длинным носом, повязанное по лбу белым платком, и старческий голос позвал: - Эй, служба, поди сюда!

 - Что вам угодно? - спросил Сергей Васильевич.

 - Поди сюда, тебе говорят!

 - Я и отсюда слышу. Что вам угодно?- повторил городничий, не желая глотать пыль, не осевшую вокруг остановленного дормеза.

 - Ты что, белены объелся? Не видишь, с кем говоришь? - Желтая рука в плоеном манжете высунулась в окошко, тыча в запыленный герб, помещенный на дверце экипажа. - Живо сюда, каракатица!

 - Ежели, сударыня, будете браниться, то я и вовсе с вами говорить не стану, - сказал Непейцын и пошёл было дальше…».

Во-первых, это была не сударыня, а сударь. А во-вторых…

Позднее Сергею Непейцыну говорили, как он должен был себя вести с неизвестным ему человеком: подобострастно. Внимательно приглядеться к гербу на экипаже. Осознать, в конце концов, что так грубить может какой-то большой столичный начальник. Но Непейцын, уже зная о последствиях, всё равно с этим не был готов согласиться. Хотя на его месте подобострастно вели бы себя многие.

Неизвестный из кареты не отставал и продолжал оскорблять. А когда узнал, что перед ним городничий – совсем разошёлся: «- Так ты городничий! - взвизгнул старик.-  Марш сюда, живо!

Один из лакеев… выбросил руку к плечу Сергея Васильевича, но тут же охнул и сел наземь, получив увесистый удар под ложечку. А из сеней уже выскочили и встали около хозяина два дюжих подмастерья.

- Тут разбойники живут! На фельдмаршала нападают! - исходил криком барин. - Матюшка, Прошка, назад! На станцию!»

Тут только Непейцын и узнал, что только что общался с самим фельдмаршалом графом Салтыковым, государевым воспитателем, внуком троюродного брата императрицы Анны Иоанновны.

Здесь важно понимать, кто такой был Николай Салтыков - официальный воспитатель великих князей Александра и Константина Павловичей, родоначальник княжеской ветви Салтыковых (князем он станет через два года). Каких-то особых полководческих заслуг за ним не числилось. Но у него имелись другие заслуги. При  Екатерине II и её наследнике Павле Салтыков был посредником между ними. В 1791 году после смерти Григория Потёмкина был назначен исполняющим должность президента Военной коллегии (знаменитая серийная убийца Дарья Иванова-Салтыкова («Салтычиха») была женой его дяди Глеба Алексеевича).

Как писал о Салтыкове знакомый Пушкина мемуарист Филипп Вигель: «Старый царедворец, желая в будущем ещё более умножить кредит свой, маленьких наследников престола умел окружить малолетными же сыновьями своими, близкими и дальними родственниками».

Генерал-фельдмаршалом Павел I Салтыкова сделал спустя четверть века после того, как тот в последний раз участвовал в бою.

Вскоре после той уличной великолукской стычки Салтыков станет председателем Государственного совета и Комитета министров. Во время заграничных походов русской армии, в то время, когда Александр I находился при армии, Салтыков фактически занимал пост регента Российского государства. И вот с таким человеком умудрился поссориться неуступчивый Сергей Непейцын.

Из всего сказанного видно, что Николай Салтыков умел находить общий язык со всеми – с Екатериной, Павлом, Александром. По карьерной лестнице он только поднимался. О нём говорили, что он лучше других умеет подстраиваться к мнению вышестоящих. А злость свою он выплёскивал на людей, которые ему прекословить, вроде бы, не должны. Но тут он натолкнулся на майора (по другим сведениям – подполковника) в отставке Непейцына.

Через неделю после инцидента в Великих Луках с экстра-почтой прибыло Непейцыну приказание явиться безотлагательно к псковскому губернатору «для представления объяснений о беспорядках, усмотренных его сиятельством графом Салтыковым в Великих Луках». Таким образом, великолукский градоначальник неожиданно для себя самого превратился в человека, учинившего в своём городе «уличные беспорядки».

Гражданским губернатором тогда в Пскове был действительный статский советник Николай Лаба. Это он незадолго до этого называл Непейцына лучшим градоначальником Псковской губернии. Но это было как бы в другой жизни, до появления Салтыкова.

Разговор у Непейцына в Пскове с губернатором получился тяжёлый. Дословно мы его, конечно, не знаем. Известны лишь последствия и некоторые аргументы и контраргументы. В повести у Глинки это выглядит так:

«Губернатор Лаба принял Непейцына вежливо и спокойно.

 - Расскажите во всех частностях, что произошло, - приказал он. И, выслушав, заметил: - Вроде того я и воображал…

 - Об одном прошу ваше превосходительство, - сказал Непейцын, - чтоб, кроме меня, никто не пострадал. Изволите видеть, ежели виноват, то я один. Но, право, как догадаться, что старец, который меня площадно ни за что изругал, столь высокого положения?

 - Да, сановитей сего вельможи мало кто есть… - сказал Лаба. - Настрого мне приказал, чтоб донёс, какое наложу на вас взыскание…

 - Но ведь вся моя вина, что в пыль не бросился по первому зову, как дворовый его человек…

 Губернатор покосился на Непейцына карим глазом. Казалось, вот-вот скажет, что понимает, сочувствует. Но нет!

 - Граф очень гневался, даже сюда приехав. С трудом упросил, чтоб предоставил мне взыскивать с вас. И на прощание погрозил: «Будущим летом снова в Могилевскую вотчину через Луки поеду и ежели тех же городничего и почтмейстера увижу, то в порошок сотру…»

 - И что же ваше превосходительство решили?

 - Почтмейстера к в другой город сей губернии перевесть волен.

 - А меня?

 - Вас перевести не могу, раз Сенатом определены именно в Луки, но в моей власти представить об увольнении вас в отставку.

 - Помилуйте! Но какие же приведете к тому резоны?

 - О, вполне достаточные. Беспокойный характер. Странная схватка с поручиком Михельсоном, избиение приказчиков откупщика и, наконец, дерзости, сделанные графу Салтыкову. Поверьте, Правительствующий Сенат уважит мое представление, особенно ежели господин фельдмаршал суждение свое сообщит кому должно.

 - Но скажите сами, ваше превосходительство, что я должен был делать? Позволить себя бранить и тащить к карете лакеям?

 - Видите, подполковник, как вы судите! - покачал головой господин Лаба. - Не хотите понять, что ежели такая особа прогневалась, то надобно признать себя виноватым. Напишите его сиятельству покаянное письмо. «Повинную голову…» - знаете поговорку? А я со своей стороны приложу ходатайство о вашем прощении.

 - Нет, я такого писать не стану.

 - Жаль, - сказал губернатор.

 - Помилуйте, ваше превосходительство, мне сорок лет, я служить хочу и уверен, что от меня великолучанам польза…

- Все сие знаю, подполковник, и потому готов поддержать ваши извинения. А ежели не хотите, то кто вам мешает искать иной службы при поддержке графа Аракчеева, который, говорят, вам благоволит?..»

Та история стоила Сергею Непейцыну отставки. Это было самое мягкое наказание. Он сложил полномочия городничего добровольно, не дожидаясь более суровых мер. Если бы в пыль бросился по первому зову, как дворовый  человек, то Салтыков бы его простил. Может быть.

Без дела Непейцыну сидеть пришлось не долго. Началась война с Наполеоном. Офицер без ноги оказался в самой гуще событий, став волонтёром в 24-й егерский полк Отдельного корпуса генерала Витгенштейна.

«В сражении 19-го Октября, при мест. Чашниках будучи при Ген.-Лейтенанте Князе Яшвиле в авангарде, с особенною храбростию бросался во все опасныя места с примерною поспешностию приводил в исполнение распоряжения его, способствуя тем к поражению и прогнанию неприятеля…». Таких рапортов за ту войну о Непейцыне было несколько. Партизанские его действия были оценены, и помимо орденов Непейцына поощрили тем, что волонтёр был восстановлен на службе, получив чин полковника (службу он закончит генерал-майором). Непейцына направили в тот самый лейб-гвардии Семёновский полк, в котором когда-то начинал службу во время Семилетней войны его главный недоброжелатель Николай Салтыков.

Полковник Непейцын принимал участие в заграничном походе, сражался под Лейпцигом, Парижем… Одну из наград - орден святого Георгия четвертого класса - ему вручал Михаил Кутузов, который помнил Непейцына ещё по службе в полку бугских егерей (Непейцын тогда служил под началом Кутузова).

Иван Кулибин в1791 году показывал  Непейцыну чертёж протеза ноги. Это было что-то невиданное: «Боковины верхней части, будучи обшиты кожей или еще чем мягким, по нужному объему согнутые, охватят поясницу вашу. Сия часть недвижная и оканчивается соединением, бедряному вертлугу соответственным, со следующей, коей две железные планки закреплены на подвижных, вращаемых заклепках. Они будут ходить вперед от стоячего до сидячего положения. Сел параллелограмм соответствует здоровой ноге от бедра до колена и будет двигаться вместе с болванкой липового дерева, по форме подобной ноге, в которой вырежется пазуха для вмещения культи. А от нижнего прикрепления сих полос, то есть от колена механического, начинается голень, также поверх сего железа деревом на манер ноги одетая и стопой на шалнере снабженная…». Кулибин обещал раненому офицеру свободу движений.

Обещание сбылось. Свободу он не потерял.

Нарушение норм приличия требует приличных усилий.
Норм почти не осталось, и трудно что-то нарушить.
Чтобы на светофоре неожиданно загорелся синий,
Надо просто вывернуть наизнанку всю душу.
Неприлично ходить одной и той же дорогой
И произносить одни и те же слова в привычном порядке.
Но это в идеале. А на деле народ занялся йогой.
Остальные играют друг с другом в поддавки и прятки.
Нарушение норм должно вызывать шторм,
Но выше трёх баллов здесь нет совсем ничего.
Чуть что – сразу вырастает блок-шот.
Чуть что – начинает ныть сустав плечевой.
Нарушение норм должно вызывать гром
И задевать какой ни на есть нерв.
Но какой тут гром… Надо говорить о другом.
Небо притихло, предварительно потемнев.

В этой темноте ты ненадолго присел.
Вокруг тишина – значит, скоро обстрел.