С каждым вдохом оживление нарастает

Когда я вчера написал о Якове Брюсе и Сухаревой башне, то сразу решил, что после этого напишу о Константине Юоне. Когда большевики вознамерились снести в Москве знаменитую башню петровских времён, Юон, Грабарь, Щусев и другие написали письмо Сталину – хотели, чтобы тот «приостановил разрушение Башни» (в апреле 1934 года, в тот момент, когда письмо писалось, уже был снят шпиль и сбивались балюстрады). «Значение этого памятника, редчайшего образца петровской архитектуры, великолепной достопримечательности исторической Москвы, бесспорно и огромно», - писали художники и искусствоведы. Ответ Сталина был очень характерен для той эпохи.

Если и существует формула чистого большевизма, то она заключена в словах Сталина о Сухаревой (Сухаревской) башне. Сталинский ответ универсален. Он подходит как ответ на вопрос по любому снесённому памятнику: «А его-то вы зачем уничтожили?»

Сталин ответил: «Лично считаю это решение (снос башни - Авт.) правильным, полагая, советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня». В этом и заключается секрет большевизма. Они уничтожали, чтобы сделать лучше. Не ещё, а вместо. Начальная стадия работы – разрушение. Уничтожить вообще всё, что было создано до 1917 года, они физически не могли, поэтому ограничивались отдельными, хотя и многочисленными разрушениями.

А наивные деятели искусств, вроде Константина Юона, всё ещё надеялись, что найдутся «другие варианты перепланировки этого участка Москвы, которые удовлетворят потребности растущего уличного движения, но и сберегут замечательный памятник архитектуры». Но кому как художникам не знать, что форма влияет на содержание.

Лермонтов описывал Сухареву башню так: «Четвероугольная, сизая, фантастическая громада - Сухарева башня. Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на её мшистом челе! Её мрачная физиономия, её гигантские размеры, её решительные формы - всё хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться». В ХХ веке потребовались другие символы, другие «отпечатки грозной власти».

Юон был коренной москвич, но любил путешествовать по русским городам. У него много картин, на которых есть Псков. Интересно не просто всматриваться в картины Юона, но и сравнивать их с картинами других известных художников, писавших то же самое. Ракурсы, если говорить об исторических памятниках, были похожие. «Жизнь на берегу. Псков», «Ивы. Псков», «Синий интерьер. Псков», «Куст бузины. Декоративный пейзаж. Псков», «Голубой куст. Псков», «Кремлевский вал в Пскове», «Чайный домик в Пскове», «У берега озера», «Пристань. Рыбацкий поселок», «У Псковского Кремля», «У берега реки Псковы», «Лодки у берега. Псков»… Казалось бы, типичный пейзаж: Троицкий собор, крепостная стена, река Пскова… До революции разные художники любили писать Псковской кремль со стороны Троицкого моста. Их привлекал живой рыбный рынок, парусные лодки... Позднее Псковский кремль чаще начнут изображать с других сторон - без людей. Не станет рынка, исчезнут лодки. Но у Юона всё получалось красочнее, веселее… Красные паруса, красные юбки, красная крыша… Говорили же, что «он любил радость и красоту в природе и жизни». Псков часто на картинах большинства художников выглядит, словно холодно-сдержанный воин… У Юона всё иначе. Он дожидался яркого солнца и купался в нём, как будто окуная в солнечные лучи кисть. В Псковском музее-заповеднике есть две работы Юона: «Загорск. Сергиев посад» и «Интимный мир».

В Псков Константин Юон до революции приезжал много раз – в 1904, 1906, 1907, 1915, 1916 и 1917 годах. «Поездки по городам я совершал иногда не без влияния прочитанного», - написал он в своей автобиографии… Юон всегда интересовался литературой, во многом от неё отталкиваясь. Пушкин для него был главный писатель, отсюда и его высказывание: «Хотелось создать пейзаж по-пушкински…». Было бы удивительно, если бы он не приехал в Псков, с его-то посвящениями Пушкину: «И ключ родного языка // В твоих твореньях сбережётся…»

В своих риторических стихах Юон сформулировал некоторые свои принципы: «Художник тот, кто вместе с веком, // Идёт вперёд своим путём, // Кто верит в разум человека, // Кто голос сердца слышит в нём…»

Беда была в том, что век двигался теми путями, на которых часто не находилось место ни человеку (разумному или неразумному), ни историческим памятникам, к которым Юон так тяготел. Сегодня Юон больше известен по своим импрессионистским работам, но после революции он много писал на современные темы. Вот несколько названий: «Праздник кооперации», «Города и транспорт», «Индустрия», «Авиация», «Недра земли», «Совхозы и колхозы», «На страже морских границ»,«Сандружинница на фронте», «Утро индустриальной Москвы». Делал он и эскизы мозаик для зала Конституции Дворца Советов. Есть у Юона целая серия «Штурм Кремля в 1917 году». Имелся в виду Московский кремль. Тогда при штурме тоже без разрушений не обошлось, но художник их не запечатлел. Вместо разрушений – «народные массы». В таких современно-исторических декорациях Юон проявлял себя скорее не как ученик Серова, а как последователь Сурикова. Только у него были не стрельцы, а красногвардейцы.

По этому поводу Юон писал в «Автобиографии»: «Моя собственная любовь к истории и к древностям, к декоративной и красноречивой красочности форм ушедших веков в соединении с живой жизнью и в живом свете - влекли меня к нему (Сурикову. – Авт.).

Но есть у Юона и футуристические полотна с характерными названиями: «Люди будущего». Люди летают, как птицы, - не как у Шагала, а скорее как в фантастическом кино.

Если говорить коротко, то Юон – праздничный художник. У него и грязь на дорогах красивая. И это явно не в угоду публике. В этом была его внутренняя потребность, и в то же время театральный жесть театрального художника. Кто-то скажет, что это приукрашивание действительности, кто-то вспомнит про вечные сказочные мотивы. Причём, не важно, чем Юон при этом пользовался - маслом, белилами, углём, гуашью, акварелью… Всё равно получался праздник.

По происхождению Юон был московский швейцарец (Юон – фамилия немецкая). И как это часто бывает, люди с иностранными корнями с особой любовью относились к русской истории, тем более что Константин Юон с ней соприкасался ежедневно, всё детство прожив в особняке, принадлежавшем когда-то Муравьёву-Апостолу – отцу трёх декабристов. Старинный район, незабываемые виды. К русской старине он обращался и в многочисленных театральных работах, когда сотрудничал с Дягилевым, и уже в советские времена (когда стал лауреатом Сталинской премии). Как художник-декоратор он был, судя по всему, ничуть не хуже живописца. Темы сплошь русские – «Хованщина», «Борис Годунов», спектакли по Горькому… Когда певец на сцене встанет рядом с таким «Теремом царя Бориса», то пусть попробует сфальшивить.

У Юона даже полный хаос и разрушение в 1922 году изображены с неизменным оптимизмом и характерным названием: «Симфония действия». Да что там разрушение… Похороны Ленина («В те дни. У Дома союзов в дни похорон В.И.Ленина») в каком-то смысле напоминают народные гуляния, которые Юон так любил изображать.

…И всё-таки жаль, что художникам в 1934 году не удалось отстоять Сухареву башню. Была сыграна очередная «симфония действия». Если бы я был художником, то нарисовал бы картину с названием «Сухарева башня». Но не такую, какой её изобразил Саврасов к 200-летию Петра I, а ту, что мы видим на фотографиях 1934 года. Это гигантская гора исторической пыли. Настоящая пыль веков. История, стёртая в пыль. Как было указано советскими чиновниками: фрагменты памятника были переданы горотделу «для использования при замощении улиц». Это всё равно, что сейчас бы московский мэр распорядился снести Спасскую башню и сделать из неё плитку, замостив ею Тверскую.

А на картинах Константина Юона какая-то вечная весна. Не важно, зима на них или лето, но настроение, за редким исключением, весеннее. Жизнь зарождается и расцветает. Оживление нарастает.

Яблоневые тени заигрались в прятки.
Дачные ставни сорвались с петель.
Скворцы устроили беспорядки,
Но потом стремительно улетели.
Распоясавшаяся весна набрала обороты.
С каждым вдохом оживление нарастает.
На огородах закипает работа.
Из засады возвращается птичья стая –
Поклевать дождевую воду
И внимательно изучить грядки.
В этом новом фильме с абсурдопереводом
Тени слишком заигрались в прятки.