Там набор разных игр в города или страны. Но страницы учебников снова открыты, как раны

Это тот самый Александр Николаевич Потресов, о котором Ульянов-Ленин однажды сказал: «Экий подлец, этот Потресов!». Это тот самый Александр Потресов, который при царе был сослан, как и Ленин, в Сибирь, но при Ленине тоже оказался под арестом. Это тот самый Потресов, кто на смерть своего самого знаменитого бывшего соратника по партии отозвался так: «Болезнь и смерть избавили Ленина от печальной участи до конца расхлёбывать кашу, … заваренную во славу того аморализма, который представлялся ему таким целесообразным».

Эти слова о Ленине, сказанные одним из первых российских социал-демократов Александром Потресовым (он родился 31 августа 1869 года), объясняют, почему он сам позднее умрёт в изгнании, а его бывший соратник удостоится мавзолея в центре столицы. Ключевое слово – аморализм. Те российские социал-демократы первой волны, штудировавшие Карла Маркса, то и дело сверялись с моралью. Они отделяли себя от своих предшественников-революционеров - террористов-народовольцев. Мысль о том, что «чем хуже, тем лучше», не казалась им плодотворной. Нет, они не были наивными и прекрасно понимали, что в политике часто побеждают негодяи, причём побеждают как раз по той причине, что они негодяи. Были бы порядочные – не победили бы. Так бывает. Главное, вовремя отказаться от идеалов, перескочив на другую платформу. Чуть зазеваешься, и ты аутсайдер. Всё это они понимали, но таким путём приходить к власти не считали возможным.

Александр Потресов (партийное прозвище - «Старовер») приехал в Псков в 1900 году - вскоре после помощника присяжного поверенного Владимира Ульянова. Об этом они договорились ещё в Сибири, в ссылке. В Пскове им предстояло открыть новую страницу революционной деятельности. Газетную страницу. Основать газету «Искра» и журнал «Заря». По этой причине в Пскове имеется теперь два музея Ленина: дом на бывшей улице Архангельской, в котором Ленин одно время жил и так называемый «Домик «Искры» на нынешнем Плехановском посаде.

За революционерами, конечно же, следили. «В феврале 1900 г., по случаю приезда из Пскова в Петербург главарей русской социал-демократии Александра Потресова и Владимира Ульянова, - говорится в справке департамента полиции, -… состоялись многолюдные сборища, на которых обсуждались открыто способы борьбы с правительством и степень пригодности для пропаганды разных подпольных литературных органов».

По понятным причинам если Потресова в последнее время и цитируют, то его резкие высказывания о Ленине. Они в СССР были запрещены («Злодейски гениальный Ленин», «Цель оправдывает средства!.. Ленин был неукоснительным последователем этого макиавеллевского рецепта политики…»). Но свет клином на Ленине не сошёлся. Потресов был яркий публицист – из тех, что пишут, вроде бы, на злобу дня, но как потом выясняется, статьи и спустя век с лишним можно читать, словно написанные вчера. Отбросить «яти», «и десятеричные» и лишние твёрдые знаки, и читать.

Одна из таких статей – «Под шум войны» - была опубликована Потресовым в июне 1904 года. Начало такое: «Уже несколько месяцев тянется этот гипноз: люди противоположных воззрений, патриоты кнута и борцы революции, разноцветные политики и бесцветная обывательская масса,- с различными чувствами, но с одинаковым волнением,- хватаются изо дня в день за газетный лист, приносящий известия с "театра военных действий"…»

Статья посвящена «военному патриотизму», внезапно возникшему на российских просторах из-за русско-японской войны, когда «в воздухе висел патриотический угар». «Патриоты кнута» уже само по себе хлёсткое название. Выражение «под шум войны» - аналог  другого: «война всё спишет». Японцам, как сегодня американцам, была отведена странная роль спасителей русской нации. Внешняя угроза, внешний враг призваны были объединить нацию, в первую очередь – обывателей. Потресов в своей статье называет их «штатскими людьми», подогретыми ура-патриотическими публикациями и, не сходя с места, вступившими на тропу войны. В условиях боевых действий всякая критика своего правительства превращается в предательство, и в этом смысле правительство заинтересовано в том, чтобы война шла беспрерывно. Беспрерывность важнее победоносности. Потресов упоминает забастовки, аресты, расстрел рабочих… Всё это в прежние, более мирные времена вызвало бы больше сочувствия, но в условиях русско-японской войны обыватель, подстёгнутый кнутом патриота, сочувствия не ведает. «Революционеру полагается претерпевать, штатским людям - над революционером измываться. Так, по крайней мере, думает обыватель, но не совсем так, вероятно, думал бы он, - если бы в ушах его не стоял шум войны, - о той непринужденности, с которой творится в переживаемый нами момент иного рода расправа…»

Статья Потресова «Под шум войны» заканчивается словами: «Такова трагикомедия русской действительности».

Но это было в 1904 году, а в 1900 до войны было ещё далеко. Потресов, Мартов и Ленин ещё не стали врагами. Наоборот, они затеяли создание новых и, как им казалось, перспективных изданий. Задача была - организовать нелегальный литературный центр, выпускавший газету и журнал. Центр был необходим для создания общерусской объединённой партии социал-демократов.

Центр создали, для чего состоялось Псковское совещание, после которого Потресова отправили из Пскова в Германию – договариваться с немецкими социал-демократическими типографиями. А Ленин остался в Пскове. Здесь он неплохо проводил время, в мае месяце написав матери: «Гуляю - теперь недурно гулять здесь, и в Пскове (а также в его окрестностях) есть, видимо, немало красивых мест. Купил в здешнем магазине открытые письма с видами Пскова и посылаю три: тебе, Маняше и Анюте». В своих воспоминаниях о Ленине Потресов говорил, что Ленин в обычной жизни был «скромным, неприхотливым добродетельным семьянином». Единственный человек из его непосредственного окружения, кто «давал Ленину отпор и отстаивал свою личность», была его тёща, с которой Ленин вёл «добродушно… ежедневную, не лишенную комизма борьбу». Однако Потресов имел в виду только 8 лет своего знакомства с Лениным - период до 1903 года, потому что после этого отношений с Лениным он не поддерживал.

Впервые Потресов увидел человека, позднее взявшего псевдоним "Ленин", во время рождественских каникул 1894/1895 года на собрании в одном из предместий Петербурга – на Охте. Владимир Ульянов был ещё относительно молод. Ему было 25 лет, но выглядел он лет на 40 («настоящий типичный торговец средних лет из какой-нибудь северной Ярославской губернии»). «У молодого Ленина на моей памяти не было молодости, - писал Потресов. - Мы не раз шутили, что Ленин даже ребенком был, вероятно, такой же лысый и «старый». Если у Потресова партийная кличка была «Старовер», то у Ленина – «Старик». Дороги Старовера и Старика разошлись окончательно, но друг о друге они никогда не забывали.

В 1919 году у Ленина снова возник повод вспомнить о «Старовере», с которым он когда-то создавал РСДРП, ещё не разделённое на «б» и «м». Потресова арестовали петроградские чекисты. Незадолго до этого они же взяли в заложники его жену и дочь. Потресова «об­винили в создании заговора против советский власти», которую он действительно не принял, считая произошедшее в России после октября 1917 года «убийством демократии». Социализм, который строили большевики, Потресов называл «социализмом дураков». И за Потресовым неизбежно пришли. Ему грозил расстрел, но за него поручились Бухарин, Луначарский и Красин. Потресов просидел в тюрьме месяц, окончательно подорвал и без того слабое здоровье, заболел туберкулёзом позвоночника… За границу его было решено не высылать. Туда он попал только после смерти Ленина, отправившись лечиться (другой вариант – умирать).

«Ленин знал лишь две категории людей и явлений: свои и чужие, - написал Потресов, проведший последние годы жизни не вставая с постели. - Свои, так или иначе, входящие в сферу влияния его организации, и чужие, в эту сферу не входящие, и стало быть, уже в силу одного этого трактуемые им как враги. Между этими полярными противоположностями, между товарищем-другом и инакомыслящим врагом, для Ленина не существовало всей промежуточной гаммы общественных и индивидуально человеческих взаимоотношений».

Всё это, наверное, так. Причём это впечатления Потресова, написанные в эмиграции после смерти Ленина, но основанные на личных впечатлениях тридцатилетней давности. Столь резкое деление людей на друзей и врагов помогло Ленину прийти к власти и удержать её. Но ведь всё могло произойти иначе. Можно строить хитроумные планы, готовиться к «великим свершениям», а потом происходит нечто внезапное, незапланированное…

О роли случая любил рассуждать писатель Марк Алданов. К примеру, как бы обернулась русская и всемирная история, если бы некий французский виконт в 1909 году разогнал своё авто побыстрее? Чтобы было, если бы авария, в которую попал Ленин во Франции в декабре 1909 году, была бы более серьёзной? (В тот день Ленин возвращался в Париж на велосипеде с аэропланного шоу и столкнулся с «Серебряным призраком», то есть угодил под автомобиль  Rolls-Royce Silver Ghost). Лидер российских большевиков получил серьёзные ушибы. Ленин не только выжил, но и засудил водителя Rolls-Royce, получив компенсацию. А потом ещё, спустя 8 лет, оказался во главе огромного государства.

«История превзошла все наши тогдашние опасения, - написал в своих воспоминаниях Александр Потресов, - превратив нашего аморального бывшего коллегу в рокового человека для России и её рабочего класса».

…Несколько месяцев назад я шёл по Плехановскому посаду по направлению от «Домика «Искры» и возле университетского корпуса увидел на земле валяющуюся разбитую виниловую пластинку. Наклонился и посмотрел, что же именно втоптали в грязь? На пластинке было написано: «Страницы В. Ленина». Оставалось дойти до дома и записать то, что сразу пришло на ум:

Под ногами разбитый винил «Страницы В. Ленина».
Жизнь, как земля, на куски поделена.
Но не каждый из этих кусков лезет в горло,
Как не каждый умник обходит гору.
Известно: во времени образуются дыры,
После чего начинаются странные игры.
Это игры на поле для гольфа с дубиной в Дубаи,
Где дубиной не бьют, но добивают.
Это игры в воде – в Мурманске и Ливерпуле.
Там всё ставится на уши, нет, на ходули.
Это игры на крышах, что в Тарту и в Риге.
Там, где бережно собраны сказки, как будто улики.  
Это всё вспоминаешь при виде осколка винила.
Атмосфера истории вечно на плечи давила.
Вся история – мутные сказки для взрослых.
Там ответов немного, всё больше вопросов.
Там набор разных игр в города или страны.
Но страницы учебников снова открыты, как раны.

Для того чтобы взрослую сказку превратить в эпитафию –
Достаточно смешать историю с географией.