Власти России и Турции вечером после убийства немедленно развеяли эти опасения, заявив о единстве в борьбе с терроризмом, но главные вопросы остались: смертельные пули террориста, попавшие в российского дипломата, напомнили всем кровавые события начала ХХ века, ставшие поводом для Первой мировой войны. Вечером того же дня грузовик с террористом врезался в толпу на рождественском базаре в Берлине — 12 погибших.
Пули в спину российского посла в Анкаре и бешеный грузовик в Берлине стали очередными кровавыми искрами мирового террористического и военного пожара, разрастающегося на Ближнем Востоке и охватывающего весь мир. Почему он разгорается? Как его тушить? Можно ли потушить? Нужно ли в этом участвовать России? Не приведут ли эти искры к большому всемирному пожару, как это случилось сто с небольшим лет назад?
Обсуждать в короткой газетной статье истоки и природу мирового терроризма мы не будем, конечно. Но есть вещи, которые невозможно не замечать, потому что они повторяются: насильственное вмешательство стран с иными культурными корнями в события другого религиозного и культурного мира добром не завершается.
Известный тезис: терроризму нет оправдания. Конечно, нет и не может быть. Но есть объяснения. У каждой смерти есть виновник, даже если в момент принятия решения, предрешающего судьбы людей, человек о таких последствиях не думал.
Что повело Владимира Путина в Сирию – и как политика, и (это уже следствие, конечно) как Верховного главнокомандующего? Официальная версия одна: борьба с терроризмом. Но почему-то – не вместе со всеми, а отдельно от всех, наперекор другим, как будто главная задача в войне с терроризмом – это не борьба с мировым злом, а конкуренция с другими государствами на этом опасном кровавом поле.
Ввязываясь с сирийскую авантюру, Владимир Путин решил вернуться таким образом после крымского скандала и донбасского котла в высшую лигу мировой политики – как первый среди равных, равный среди первых. США не хотят продолжения власти Башара Асада? Отлично, этот парень нам подходит, его люди правильно голосуют в ООН.
И вот уже украинские пейзажи на экранах российского зомби-телевидения в одночасье меняются на сирийские пустыни. Вместо Востока Европы российские военнослужащие едут в командировку (совсем официально, как будто не на войну) на Ближний Восток.
Официально говорить о российских сирийских потерях вроде как нельзя: Владимир Путин своим указом запретил распространение информации о потерях вооруженных сил во время проведения спецопераций в мирное время, но информация просачивается постоянно, и её не опровергают, хотя Верховный суд отказался признать указ Путина незаконным.
Сколько всего погибло наших военных на войне за власть Башара Асада, амбиции Владимира Путина и против ненавистных США – им самим только и известно, но в том, что кроме воздушной операции идет наземная, сомневаться не приходится.
Власти России и Турции вечером после убийства заявили о единстве в борьбе с терроризмом.
Но эхо этих операций взмывает в воздух, и 31 октября 2015 года в небе над Синаем терпит катастрофу российский туристический самолёт. Гибнут 224 человека, в том числе 25 детей.
Факт террористического акта российские власти боятся признать, словно подписаться под обвинительным заключением, и делают это вынуждено, с запозданием, нехотя, когда уже отрицать очевидное невозможно. Но обратиться прямо к народу в связи с постигшим страну горем Путин и Медведев не считают нужным, отделываются сочувственными репликами в разговорах с чиновниками. Боятся, что народ проведет связь между Сирией и Синаем. И это молчание красноречивее слов. Они не думали, что «так бывает». Но бывает именно так.
А в ночь с 13 на 14 ноября происходит террористическая атака на Париж. И становится очевидным, что успешную войну с терроризмом можно вести только всем миром.
Очевидно для всех, кроме России. Россия продолжает в одиночестве таскать кровавые каштаны из огня на стол императору, словно надеется победить всех – и тех, в кого стреляет сама, и тех, кто хотел бы делать вместе с ней одно дело.
Россия воюет за Пальмиру, словно сошедшую в российский телевизор с обложки школьного учебника истории, бомбит Алеппо, и апокалиптические кадры после российских бомбежек этого города с содроганием видит весь мир. Алеппо, как испанская Герника, становится символом бессмысленной жестокости.
Жестокость воспроизводит жестокость. Она становится дрожжами терроризма, потому что у идеологов терроризма появляются аргументы и доказательства: зверски убитые люди, в том числе дети. Перейти этот кровавый Рубикон нетрудно и психологически очень легко. Вернуться назад – чрезвычайно трудно. Как предать.
Гроздья сирийского гнева не очень привередливо выбирают головы своих жертв. Мститель почти слеп и видит только перед собой. Моральных барьеров у мстителя нет. Более того, мститель жаждет принести максимальный урон. Он ощущает себя посланником смерти.
Гибель Андрея Карлова не прекратит российское вмешательство в Сирии, не изменит российскую политику, более того, судя по реакции первого дня, будет использована для оправдания расширения российского военного участия в сирийских делах.
Ещё меньше России на российском ТВ, ещё больше Сирии, ещё больше войны, ещё больше ненависти и мести.
Но «священная война» не получается. Потому что священной она может быть только при защите свободы и независимости Родины.
Кого и что защищают российское военные в Сирии? Список жертв этой войны растет каждый день. И в нем уже не только военнослужащие, исполняющие приказы, но и невиновные ни в чем туристы, и высокопоставленные карьерные дипломаты, верно и преданно представлявшие официальную Россию.
Это война. На ней гибнут причастные и непричастные, военные и мирные.
Первая мировая война век назад так и начиналась: в поисках повода для атаки мести. Повод нашелся, им воспользовались, и потом уже никто не смог ничего остановить.
Мститель, нажимающий на роковой курок, не думает о возможных глобальных последствиях своих выстрелов. Он видит только перед собой. Но ненависть не может ограничиться внутренним миром самого террориста. Она поглощает мир.
Кровь сводит с ума.
И каждая новая смерть только увеличивает число безумных.