Прогулка по древнему Пскову

Псков теряет свое лицо под натиском бескультурья и равнодушия. Судя по происходящему, навсегда

Поздним вечером 20 июля мы решили пройтись по Пскову. Небольшая прогулка незаметно превратилась в почти двухчасовое путешествие, состояние после которого было даже не грустным – безысходным.

В Братском корпусе монастыря (XVIII в.), примыкающем к Церкви Архидиакона Стефана (конец XVII – начало XVIII в.), теплятся тихим светом два окна. Они смотрят на загаженный пляж, обрамленный шалманами. Фото: Александр Сидоренко

Мы свернули с Октябрьского проспекта в Летний сад и вышли к площади Победы. Памятник на холме у Баториева пролома (заложен в 1881 г.) окружает сорная трава. Рядом, в десятке метров, расположилась кампания. Выпивают, закусывают, курят.

Через дорогу, в тупике улицы Гражданской, который чиновники по недоразумению назвали площадью Героев-Десантников, начато масштабное строительство – многоэтажный дом, выламывающийся из общей застройки и ставший предметом неравного спора, уже пустил свои корни в землю и агрессивно нацелил в окружающее пространство железобетонные сваи. Он вырастет, он непременно вырастет, и этим докажет тот чудовищный провал в культуре, который существует у поколения «новых управленцев», «новых архитекторов» и «новых строителей». Провал будет зрим, нагляден и несносен. Несносен в том смысле, что ни видеть его, ни снести его с этого места будет невозможно.

Еще по диагонали сто метров – и глазам открывается обезглавленная Покровская башня (XV в.), ушедшая на второй план за аляповатыми шалманами. Там пьют, курят, едят, матерятся, поют, танцуют. Башня осыпается. Тихо. Ежедневно. Покорно. Она давно никому не нужна – Покровская башня. Она отслужила свое, а среди потомков трижды переселенного под корень города, города с изувеченной родословной, наверно, уже не осталось тех, кто на генетическом уровне понимает, что это такое для города Пскова – Покровская башня. Никто уже не положится на башню как на спасительницу, и башне положиться уже не на кого.

Как брошенный маленький ребенок рядом – часовня Святой Анастасии (1911 г.), возведенная при строительстве Ольгинского моста как придорожная. Архитектор Алексей Викторович Щусев поставил ее на месте еще более ранней часовни (1711 г.). Росписи в часовне были сделаны по эскизам Николая Константиновича Рериха. Фото: Александр Сидоренко

Перейдя мост, через заросший бурьяном пустырь выходим к Мирожскому монастырю. Спасо-Преображенский собор (XII в.) тяжело оперся на вековые известняковые пласты. Берег засыпан пластиковым мусором. Единственный сегодня памятник в Пскове, реально способный войти в Список Всемирного Наследия Юнеско, теряет штукатурку и ольховый тёс на громадной «луковице». Он молится или плачет в вечернем сумраке? В Братском корпусе монастыря (XVIII в.), примыкающем к Церкви Архидиакона Стефана (конец XVII – начало XVIII в.), теплятся тихим светом два окна. Они смотрят на загаженный пляж, обрамленный шалманами. Песок в мусоре. Окурки, стекло, упаковка. Грязь. Когда-то монастырь был градообразующим центром притяжения всей панорамы западного берега Великой, теперь он «вжат» в землю скелетом Дома пионеров и разлагающимся зданием гостиницы «Интурист». Архитектурные трупы заглушают живое творение.

Еще двести метров – и прорисовываются черты церкви Климента, Папы Римского, и Петра Александрийского (XV в.). Намного необычный, бывший монастырский, храм тает на глазах. Осыпается не только штукатурка, осыпается камень стен, прохудилась кровля, церковь вся съежилась, будто приготовилась к самому худшему.

Еще двести метров – и прорисовываются черты церкви Климента, Папы Римского, и Петра Александрийского (XV в.). Намного необычный, бывший монастырский, храм тает на глазах. Фото: Александр Сидоренко

Напротив церкви Климента через реку – забитый оголтелыми воплями из шалмана храм Георгия со Взвоза (конец XV в.) – легкий, почти невесомый, и даже издалека видно, как он слаб сейчас. Храм знаменит тем, что на его барабане сохранился самый древний из известных керамических поясов – из муравленых изразцов. На пути от Покровской башни до церкви Георгия крепостная стена Окольного города уже практически не существует, один новый дом только что «наехал» на стену, вызывающе выставив на всеобщее обозрение свой фасад, якобы в стиле конца XIX – начала ХХ века.

На Красноармейской набережной у входа в порт снова – шалманы. В десяти метрах от столов настежь открыты двери туалетных кабин – якобы «биотуалеты». Запах нестерпимый. Не чувствовать его, находясь за столами, невозможно. Но люди выпивают и закусывают, в глухом табачном дыму рядом с родителями сидят дети.

Две «гостиницы». Самое мрачное место на всем берегу. Миллионы, выброшенные на ветер. Мусор везде. Идиотская, неисправимая ничем архитектура. Изувеченная, возможно, навсегда, панорама города. Как брошенный маленький ребенок рядом – часовня Святой Анастасии (1911 г.), возведенная при строительстве Ольгинского моста как придорожная. Архитектор Алексей Викторович Щусев поставил ее на месте еще более ранней часовни (1711 г.). Росписи в часовне были сделаны по эскизам Николая Константиновича Рериха. В 1971 г. во время варварского строительства моста им. Советской Армии, псковские историки и архитекторы во главе с Борисом Степановичем Скобельцыным скинулись, собрали 80 рублей, и крановщик перенес приговоренную к разрушению часовню под мост. Надеялись, что спасли часовню для жизни. Сейчас выходит, что для медленной и мучительной кончины на виду у всего города.

Еще по диагонали сто метров – и глазам открывается обезглавленная Покровская башня (XV в.), ушедшая на второй план за аляповатыми шалманами. Там пьют, курят, едят, матерятся, поют, танцуют. Башня осыпается. Тихо. Ежедневно. Покорно. Фото: Александр Сидоренко

Рассеченный, как саблей, грубой лестницей моста, когда-то жилой, дом, известный по имени последнего владельца – потомственного почетного гражданина Пскова, купца первой гильдии Петра Денисовича Батова, доставшийся ему в свое время как приданое супруги – Елизаветы Васильевны Хмелинской. Строительство первого купеческого дома на этом месте восходит к концу XVII в. Дом опустошен и разграблен. Крыша прогорела. Знаменитая мозаика с панорамой Псковского Кремля год за годом теряет уникальные плитки. Мост Советской Армии ударил дом Батова по «скуле», «отодвинул» его в сторону и пригнул к земле. И стоит семейный очаг гражданина, предпринимателя и жертвователя – разоренный, оскорбленный, загаженный. Пахнет помойкой и гнильем.

С бездарным мостом спорит когда-то величественный, но и сегодня сильный силуэт церкви Успения с Парома (1521 г., на месте храма 1444 г.) Когда-то он перекликался с Мирожским монастырем через звонкую ноту храма Климента, Папы Римского, на связи Спасо-Преображенского собора и Успенского храма «держалась» вся панорама Завеличья. Теперь эта связь разорвана. Пятипролетная звонница, в которой когда-то размещалась мастерская архитектора-реставратора, художника, кузнеца Всеволода Петровича Смирнова. Там пусто сейчас. Ни ковать, ни звонить сегодня некому.

Поднявшись на мост, как на другую ступень времени, оказываемся в потоке вечернего города. Огни машин, фонарей, рекламы, сигарет. Над всем этим – плавится в последнем луче заката главный купол Троицкого собора. Он – над городом, над миром.

Площадь Ленина с чугунным истуканом и намогильным «Октябрем». Отгородившийся от приставания посторонних храм Михаила и Гавриила Архангелов в Городце (1339 г.) с наклонившейся над тротуаром колокольней (вторая половина XVII в.). За клыковским памятником Ольге – профили церквей Василия на Горке (1413 г.), Николы со Усохи (1535 г.), Анастасии Римлянки (1539 г.) с колокольней 1827 г. Целое созвездие. Классика псковского культового зодчества. Плоды трудов и подвига безымянных, как правило, архитекторов. Сокровищница русской культуры под открытым небом. Сбоку, со стены дома на улице Пушкина, страдальчески смотрит на них Юрий Павлович Спегальский. Некоторых своих современников не пережил, до нынешних – слава Богу, не дожил. Ни у одного храма не чисты тротуары. Ни у одного храма нет покоя. Нет ауры. Она искажена, разорвана, изувечена.

Рассеченный, как саблей, грубой лестницей моста, когда-то жилой, дом, известный по имени последнего владельца – потомственного почетного гражданина Пскова, купца первой гильдии Петра Денисовича Батова. Дом опустошен и разграблен. Фото: Александр Сидоренко

Город не пуст. Город живет. Город движется, перемешивается, суетится. Кем ощущают себя эти люди в городе – сотни, тысячи людей? Что значит для них этот город – некогда великий и сильный, с «лица необщим выраженьем», с мощной, космической, энергетикой, которая, кажется, теперь уже не может пересилить дикость и варварство нового времени? Энергия не находит себе выхода в людях и гаснет, не востребованная.

Псков был городом, где каждая улица вела к храму.

Каждая.

Был.

Они уходят молча – памятники псковской истории, высшие достижения духа и рукотворного мастерства. Их стоны не слышны, их гнев незрим. Они не могут восстать. Не могут воззвать к современникам. Не могут ничему воспрепятствовать. И уродующие город вандалы уродуют его лицо безнаказанно. И гадящие в городе варвары не стыдятся своих деяний. Разрушителям не важно, что именно они разрушают. У них нет представлений о ценностях – ценностях человека, ценностях города, ценностях нации. Это – люди без Бога в душе, какие бы кресты с цепями ни увивали их шеи.

И когда ночной Псков озаряет тысячезалповый салют, он освещает на самом деле упадок великого города и духовную нищету его нынешних, бездарных, современников. И неисчислимые груды мусора на городских улицах и площадях. Это нынче называется – праздник.

На весь город нет ни одного исторического места, за современное состояние которого не было бы стыдно. По какому берегу Великой и Псковы ни пройди, везде – культурное бедствие.

Город Псков и жители города Пскова живут сегодня в разных временах и пространствах. Их жизненные пути не пересекаются. Их судьбы далеки друг от друга, как никогда. Жителям города Пскова не нужен город Псков. Им совершенно все равно, как сложится его судьба. Жители города Пскова не знакомы с городом Псковом. Они его не знают. И знать не хотят. Но города не могут жить без людей.

Уходит Псков. Уже очень немногие люди способны сравнить масштабы новых разрушений не только с историческими образцами, но и с достижениями второй половины ХХ века. Коротка историческая память. По большому счету – нет ее, этой памяти. Не прорастает. Не живет.

Каждое поколение оставляет после себя памятники материальной и нематериальной культуры. Это в широком смысле – культурный слой. Либо продолжается «времен связующая нить», либо обрывается. Судьба Пскова держится сегодня на тонкой нити уничтожаемой культурной традиции и все более прерывистой преемственности поколений. Культурный слой тает, как озоновый. И город остается беззащитным.

Псков уходит от нас – в ту самую глубину веков, существовать в которой могут лишь великие – великие творцы и великие города. Псков уходит, потому что никто не удерживает его в этом мире, никто не молится за него, никто не любит его – так, как должно.

Города покидают этот мир, как и люди. Это происходит тогда, когда за них некому бороться, некому стоять на городской стене, некому бить в Сполошный колокол. Некому слово сказать «городу и миру».

Город безмолвствует. Потому что его не слышат.

Тяжелым будет ответ Истории.

Лев ШЛОСБЕРГ.