Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Архив
Ранят тело Твоё пресвятое,
Мечут жребий о ризах Твоих.
Анна Ахматова
Юлий СЕЛИВЕРСТОВ, искусствовед, заведующий художественным отделом Псковского музея-заповедника, член редакционной коллегии газеты «Псковская губерния»
Юлий Селиверстов: Вот и год прошел уже после смерти Саввы Васильевича Ямщикова. События в культурной сфере, связанные с его именем, начинаниями и заветами (либо осуществляемые его именем) идут всё более густым потоком.
Это и начавшееся восстановление шатра над Покровской башней [см.: И. Голубева. Закрыть Пролом; В. Никитин. Первый новый камень; В. Курбатов. Вид сверху] и, к примеру, торжественное вручение премии «Хранители наследия», на фоне этой башни произошедшее. Нельзя забывать и об очень скоро предстоящем изъятии из Псковского музея его центрального экспоната, наиболее древней иконы «Спас Вседержитель» [см.: И. Родникова. Спаси и сохрани; Н. Ткачева. Без гвоздей; Редакция. В ожидании акта; Л. Шлосберг. Вседержитель и держатели; Н. Ткачева. Стигматы культуры; Н. Ткачева. Медицинское свидетельство].
И Вы, и я, так или иначе, находимся в русле этих событий – есть повод «сверить часы»?
Ирина Голубева: Поводы есть. Хаотические действия в сфере нашей культуры начинают приобретать свои очертания. Не оставляют в покое слова из песни Владимира Высоцкого:
«Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю.
Пусть впереди большие перемены -
Я это никогда не полюблю!»
На прошлой неделе я посетила широко разрекламированное представление оперы «Псковитянка» в Псковском Кремле [см.: Л. Шлосберг. Блеск и нищета града Пскова; К. Минаев. «Появится и исчезнет»]. Дважды на Крому собирался более чем четырёхтысячный зрительный «зал». Обсуждение уже генеральной репетиции спектакля в Интернете было бурным, премьера же точно охарактеризована как «ярмарка тщеславия».
С какой памятью будем подходить мы теперь к подобным событиям? А вот с какой: каждый зритель (кроме VIP-персон) получил личный классический урок: люби искусство в себе, а не себя в искусстве. Для этого слушать оперу у нас в стране надо в театре. Там, хоть и с галерки, но увидишь все своими глазами и услышишь живую музыку оркестра. Это будет своя личная доза высокого искусства.
Нам же было предложено смотреть смонтированное действие на экране и слушать оперные (!) арии через мощные усилители. Сама же опера исполнялась вдали, на площадке, недоступной для обзора.
Понятно, что в постановках на открытом воздухе, в больших пространствах, есть своя специфика, элементы шоу, но такого… Поневоле начинаешь переводить категории высокого искусства в категории стоимости этого «продукта» и задавать вопросы: кто отвечал за устройство зрительного зала? Сколько стоило это сооружение? И вообще, почему зрители оказались в роли массовки: чтобы по центральным телеканалам показали экстаз в Псковском Кремле?
Юлий Селиверстов: Есть замечательный старый фильм Вернера Херцога «Фитцкаральдо» (1982 г.). Дело происходит в конце XIX века в Бразилии. Главный герой (его играет Клаус Кински) одержим возвышенной манией проплыть по девственной Амазонке на белом колёсном пароходе (впрочем, тогда других и не было), но так, чтобы с палубы звучал оркестр и «согласный хор» певцов исполнял одну из потрясающих итальянских опер (не помню уже, которую именно).
Сей Культурный Герой, выстраивающий собственный образ в духе ницшеанского стремления «высмеяться из себя», достигает цели. И вот в финале пароход летит над свежим покоем рассветной реки. Экстатическая музыка словно бы возвращается эхом от удивлённого неба. И только «голозадые» обитатели джунглей (так именуют индейцев меж собой участники экзистенциального празднества) хмуро и поодаль наблюдают за новым торжеством культуры, за восхождением европейского духа на доселе небывалую высоту. Наблюдают, но таят наготове отравленные свои стрелы.
Мне кажется, ситуация, отношение рядовых псковичей к состоявшейся в Кремле «Псковитянке», очень сходны с этим «индейским» (аборигенским) положением.
Если серьёзно, я очень люблю оперу. Но вот поучаствовать в качестве статиста-слушателя в кромском действе заставить себя не смог. Я, видите ли, служу в Псковском музее, годовой бюджет которого перекрывается бюджетом означенного однодневного представления.
Мне кажется, что трагическая нищета нашего музея становится уже скверным надоевшим анекдотом, перешагнувшим все мыслимые границы (Псковской области – во всяком случае). В общем, мне как-то не до оперы за 1 000 000 евро. «Мы чужие на этом празднике жизни».
Ирина Голубева: К судьбе музея, которая является одной из важнейших проблем города в целом, мы ещё вернёмся. Кстати, Юлий, Вам, как сотруднику музея, должен быть ясен и устрашающий результат подготовки к оперному действу: т. н. «благоустройство» территории Кремля и Довмонтова города.
За неделю до спектакля смерчеподобно неслись самосвалы по охраняемой территории федерального памятника, укладывался бетонный поребрик, асфальтовое покрытие неимоверной толщины подгонялось прямо к фундаментам церкви Димитрия Солунского и упиралось «в никуда», лепились грубые надкладки прямо на руины церквей XIV–XVI веков, вешались таблички и доски наспех сочиненных текстов.
Если бы такие работы затевались в «мирное время», их нельзя бы было согласовать по закону. Но здесь никакого согласования не было. Оно вообще не было предусмотрено в солидной программе мероприятий оргкомитета областной администрации. Теперь и мы, и гости города будем ходить по этим порченым местам, со смешной деревянной загородкой у Гребли.
Интересно, как к такому «аутентичному благоустройству» отнесутся эксперты ЮНЕСКО? Ведь материалы о внесении Псковского Кремля в основной список объектов Всемирного наследия уже находятся в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже.
И снова возникает вопрос: в какую сумму оценен этот форс-мажор в сметах администрации? Почему так бездарно спланированы эти работы, что за героические организации все это сляпали? А главное – все это было, было не раз при советской власти: и Кремль асфальтировали, и уборная за Троицким собором на выгребной яме стоит «в веках» с 1979 года, и гаражные ворота вставлены в арки крепостных стен Кремля, и будка с охранником неизвестно чего. Прав был Булгаков: разруха не в клозетах, а в головах.
Ирина Голубева: На мой взгляд, контрастом к оперным издержкам выглядит проведенная 20 июля на Покровском комплексе торжественная акция награждения всероссийской премией ВООПИиК «Хранители наследия».
Ирина ГОЛУБЕВА, искусствовед, председатель Псковского областного отделения ВООПИиК, член редакционной коллегии газеты «Псковская губерния»
Юлий Селиверстов: Спору нет, ритуал вручения премии вполне удался, радовал и по сути, и по исполнению. Всё вышло гламурненько. Г-жа Мария Ситтель осчастливила и своим приездом, и (в который раз!) самим своим существованием на свете. Столичен был И. В. Гаврюшкин – в паре с ней. Временами казалось, что мы на кинофестивале (по крайней мере, Московском) – только красной дорожки недоставало…
Но думается всё же, что напрасно в качестве фона этого светского действия была избрана многострадальная Покровская башня. Как-то это слишком напрямую и в лоб. Реклама и пресловутый пиар, когда хотят быть результативными, не должны становиться такими навязчивыми.
Ирина Голубева: Замысел организаторов, в первую очередь председателя попечительского совета ВООПИиК Павла Пожигайло и режиссера-постановщика Алены Мининой, был основан именно на «участии» в церемонии самой Покровской башни – символа возрождения памятников Пскова. Многократно обсуждались и другие места в центре Пскова, но выбор остался за Покровским комплексом с его особой атмосферой защиты и покровительства. Место уникальное, никто не может отрицать этого. Но его невозможно использовать часто и по любому поводу: пропадет, затрется глубокое и драматическое впечатление, рожденное Покровским углом. Этого нельзя допускать.
Судя по отзывам зрителей (их было более трехсот человек), именно камерный характер открытого для всех желающих торжества, возможность общения со «звездами», известными общественными и государственными деятелями, с самими лауреатами – хранителями наследия, создавали чувство причастности и благодарности – как организаторам, так и всем участникам акции.
Впрочем, я, конечно, не могу здесь быть объективной. Хотя Псковское отделение ВООПИиК официально не принимало участия в организации акции*, все наши коллеги, кто пришел к Покровской башне, душевно переживали это событие. Пять лауреатов – хранителей наследия связаны с псковской культурой и наукой, это – наши люди, наши устои!
Какая овация пронеслась над Покровским углом, когда было названо имя Инги Константиновны Лабутиной, как со всех концов импровизированного зала пошли к ней ее бывшие студенты с букетами цветов – это надо было видеть!
Краткие выступления лауреатов вызывали слезы зрителей – это правда. И если неудивительно, что выступления мастеров слова – Валентина Курбатова [см.: Невольник слова. Часть первая; Невольник слова. Часть вторая] или Георгия Василевича – достигали сердец, то простые, искренние и в самом высоком смысле благородные выступления Владимира Сарабьянова [см.: Владимир Сарабьянов: «Это моя совершенно категорическая точка зрения»; Е. Ширяева. Сухая передача; Бог и кесари; «Вечность – не имущество»] или Александра Сокурова, Юлии Романовой, Виктора Ливцова тоже находили полное созвучие со зрителями. Кстати, общее настроение было в большой степени создано небольшими киносюжетами с точными и жесткими комментариями о сложном положении национального культурного наследия.
Были и критические замечания: например, о декоративном оформлении сцены в виде огромного каменного кокошника в золоченой раме, с гербом – очевидно, не хватило вкуса у сценографов.
Также очень жаль, что премию, присужденную посмертно Юрию Павловичу Спегальскому [см.: Л. Шлосберг. Огни Спегальского; Л. Шлосберг. Крест Спегальского; Л. Шлосберг. Код Спегальского; В. Курбатов. Несбывшиеся сны; Л. Шлосберг. Линия Спегальского], получал директор музея-заповедника, а не хранитель музея-квартиры Мария Кузьменко, долгие годы отдающая этому музею все свои помыслы и по сути – свою жизнь…
Но вернемся к Покровской башне: сегодня на месте зрительного зала вновь развернута реставрационная площадка и мастера продолжают свою работу [см.: И. Голубева. Закрыть Пролом; В. Никитин. Первый новый камень; В. Курбатов. Вид сверху]. Губернатор А. А. Турчак обещал С. В. Ямщикову возродить Покровскую башню. Мы видим, что, наконец, это происходит.
Юлий Селиверстов: Торжественное вручение премии как событие – это, конечно, хорошо. Но нельзя забывать, что Покровская башня и её участь волновала Савву Ямщикова, в первую очередь, не сама по себе, не в отрыве от всего остального, большого и сложного, комплекса судеб Пскова и его памятников. Башня и её возрождение были для Ямщикова возможным индикатором широкого поворота в общественном сознании, символической «точкой возврата» города из руин, из небрежения, из наплевательского отношения к нему властей на всех уровнях [см.: С. Прокопьева. «Вы должны были отправляться на войну за свои памятники»; Савва Ямщиков: «Пока Бог дает нам двигаться, мы сделаем все, чтобы вернуть Пскову облик, который он имел…»; Л. Шлосберг. Кислород в наследство].
Да, венцы Покровского шатра сегодня карабкаются в небо. А вот подлинных, не показных, перемен во властном менталитете не видно. Но без изменений в сознании власти любое благое свершение останется локальным успехом, затеряется в общей негативной инерции.
Ирина Голубева: Я знаю, что еще до проектных решений по реставрации башни, музеем предлагались концепции ее использования, но все они нежизнеспособны. Дело в том, что не решен основной вопрос: какой мы хотим видеть башню? Подлинным памятником с трагической судьбой воина, гибнущего, воскресающего, стоящего на страже? Или же помещением для устройства традиционных экспозиций, муляжей, макетов, стендов?
Убеждена, что нужен нестандартный, творческий подход, раскрывающий образ эпох, нужно совершенно другое оборудование и музейные службы. Всеволод Смирнов, восстановивший башню в 1960-х гг., хорошо чувствовал это, но возможностей полноценно экспонировать башню тогда не было – ни финансовых, ни технических.
Юлий Селиверстов: Думаю, необходим синтетический вариант музеефикации Покровской башни. Какие-то (минимальные, не загромождающие) исторические экспозиции здесь оправданы. При этом сам выдающийся памятник архитектуры – это, безусловно, центральный «экспонат». Покровская башня должна уверенно «солировать» в музее «своего имени». Она остаётся бесспорной доминантой на широком пространстве реки Великой.
Но, честно говоря, сегодня, когда судьба всего Псковского музея как целого оказалась в мрачной неопределённости (нашумевшая в конце июня история с временным опечатыванием судебными приставами музейных зданий в разгар туристического сезона по иску пожарного ведомства проиллюстрировала эту неопределённость более чем наглядно) разговоры о предстоящей музеефикации Покровской башни, о «Музейном квартале» и всем прочем, выглядят какой-то мало серьёзной маниловщиной.
За последние несколько лет музей был «оптимизирован» почти до основанья, претерпел беспрецедентное кадровое сжатие. Теперь в нём остаётся лишь около полутора сотен сотрудников, в том числе не более шестидесяти научных. Это минимум в пять раз меньше количества рабочих рук и мозгов, необходимого для нормальной работы музея как научно-исследовательского и просветительского учреждения.
Напомню, что фонды Псковского музея превышают полмиллиона единиц хранения! Это колоссальное духовное и материальное богатство, которое в денежном эквиваленте (в совокупности с музейными зданиями – с Поганкиными палатами, с храмами, содержащими древнепсковские фрески) соответствует многим миллиардам «условных единиц»! Национальную сокровищницу необходимо правильно хранить, исследовать, публиковать – т. е. использовать по прямому назначению в интересах города, страны, всего человечества.
Такое использование принесёт верную, неисчерпаемую, всестороннюю прибыль. Могло бы принести. Но для этого музею (как и всякому «хозяйствующему субъекту») необходимы капитальные вложения. А вот делать их псковские власти, поколение за поколением, категорически не желают. В результате музей как полнокровный культурный, научно-исследовательский и просветительский центр города и области, умирает, перестаёт быть. Представьте, что живое существо получает не 100% и не 80% потребных ему для жизни кислорода и питательных веществ, а только 20% - что будет с этим организмом?
Ирина Голубева: при всей фантастичности это картина действительного положения дел в музее. Ее стараются не замечать, слишком страшно. Ну, есть музей и есть, чего-то там работают, выставки открывают регулярно. Создается впечатление, что музей только используют для проходных презентаций, порой таких слабых, что место им скорее в выставочном зале или даже в магазине (пресловутая выставка «Мерная икона», любительские фотовыставки).
Юлий Селиверстов: Я просто излагаю существо дела. Кто-то должен, наконец, сказать всё это во всеуслышание. Для того, чтобы Псковский музей смог, наконец, более или менее нормально работать (и тем самым радикально улучшить наш город и жизнь в нём) его финансирование должно быть увеличено минимум в пять раз! Музею необходимо в несколько раз больше научных сотрудников, реставраторов, оформителей, рабочих. Насколько я знаю, бюджет Новгородского музея примерно впятеро больше, чем Псковского.
Ирина Голубева: Новгородский музей имеет федеральный статус! В Псковской области нет таких денег. Слабые попытки перевести наш музей в статус федерального, кажется, заглохли окончательно. Значит, никакого изменения в финансировании не будет.
Юлий Селиверстов: Если не будет – значит, в результате, у города Пскова не будет и музея, исторически ему подобающего и совершенно необходимого для нормальной цивилизованной жизни, для развития, для Будущего. Значит наш музей, более или менее скоро, окончательно организационно распадётся и, так или иначе, закроется.
Нет денег, Вы говорите? Это как посмотреть! Власти внушают нам, что их нет. А вот на дорогостоящие безделушки, на «масленицы» [см.: М. Киселев. Великая Масленица; М. Киселев. Псковская, блин, область; А. Преснов. Масленичный генерал; А. Семенов. Маслобойка; М. Киселев. Воспитательный эффект] и «псковитянки» средства раз за разом находятся.
Я живу очень далеко от «неба в алмазах» и прекрасно знаю, что в Пскове полтораста тысяч человек (если не больше) вынуждены влачить «гламурное» существование и ни в чём себе не отказывать на двенадцать, десять, восемь тысяч рублей в месяц (если не меньше).
Но даже на этом «жизнеутверждающем» фоне платить научному сотруднику областного музея около 5 000 рублей жалования – это нечто чрезвычайное! Это не просто государственное мошенничество, не просто наглое, по «праву сильного», изъятие государством в свою пользу, по крайней мере, двух третей реально заработанной заработной платы означенных сотрудников (ведь люди-то работают – не за страх, а за совесть, по призванию, по, простите за плакатный штамп, зову сердца!).
То, что сегодня происходит с недофинансированием Псковского музея – это настоящая война. Она нацелена против Пскова, против всего русского народа – на его уничтожение, на моральное добивание. Кто и в чьих интересах ведёт эту войну, кто беспощадно зачищает коренную Россию от народа и его культуры – этими вопросами, по-моему, уже давно должны задаваться прокуратура и ФСБ.
Нигде в мире музеи не приносят прямой окупаемости, непосредственной прибыли. Их существование, обладание ими – статусная роскошь: оно требует серьёзных правительственных вложений. Однако музей является такой, сформированной веками, формой культурной, духовной жизни цивилизованного общества, утратив которую европейский народ, популяция, территория стремительно спускаются по «эволюционному древу» к племенам центральной Африки.
Опосредованная выгода от обладания музеем огромна – пожалуй, ни с чем несравнима. Культура и её наследие никогда не упадут в цене – если, конечно, продолжается историческая жизнь народа. Представим, чем был бы какой-нибудь Париж без музеев (не будь он весь в целом – огромный и сложный музей)?
Юлий Селиверстов: Здесь мы неизбежно приходим к рассмотрению трагической проблемы изъятия т. н. «Елеазаровского Спаса» из Псковского музейного собрания [см.: И. Родникова. Спаси и сохрани; Н. Ткачева. Без гвоздей; Редакция. В ожидании акта; Л. Шлосберг. Вседержитель и держатели; Н. Ткачева. Стигматы культуры; Н. Ткачева. Медицинское свидетельство]. Это потрясающая чудотворная икона середины XIV века, бесконечно ценная – и как объект молитвенного поклонения, и как памятник истории, и, в том числе, в качестве произведения иконописного искусства.
Простит ли?.. Сцена из оперы «Псковитянка». Псков, 22 июля 2010 г. Фото: Пресс-служба администрации Псковской области
Ирина Голубева: Юлий, вы заметили, что и этот случай не единичен? По всей стране прокатилась волна совершенно незаконных изъятий икон из собраний наших крупных музеев, причем икон самых древних и ценных (а значит – запредельно дорогих).
Чиновники Министерства культуры России совершенно спокойно изымают предметы музейного хранения (государственного музейного фонда) и передают – кому? Фактически – общественным организациям и частным лицам. Попробовало бы Всероссийское общество охраны памятников попросить у министерства музейную ценность – икону, картину, так, для статуса! Да такой практики и нет в нашей стране. А для РПЦ она есть. Учитывая грубые, в первую очередь, материальные интересы церкви, ее солидную и вызывающую государственную бюджетную подпитку, создается уверенность, что изъятие икон – это очередная приватизация, только уже не природных ресурсов, а культурных ценностей.
Нам говорят: икона должна быть в церкви. Надо полагать: для молитвенного ритуала. Но для этой цели может служить и хороший список, как всегда и было при возобновлении старых икон. Беда, что даже списки делать некому в Псковской епархии. Гениальных иконописцев, отца Зинона – выгнали, его иконопись находится под угрозой и прямо уничтожается [см.: Е. Ширяева. Беседы без иконописца; Савва Ямщиков: «Скажите мне, кому вы отдали иконы?»; А. Тасалов. Иконоборчество равнодушных; Е. Ширяева. Работать и добиться; Редакция. Поновили; В. Курбатов. Православие «с иголочки» или Подмененное сокровище; А. Тасалов. Горько], отца Андрея Давыдова – выдавили, а других не вырастили.
Ясно, что икона как духовная и культурная ценность церкви не нужна, это всего лишь прикрытие (легенда) для неофитов, а нужна она для тщеславия и ради ее имущественной стоимости и продажной – на аукционах. И дарители и намекнувшие о дарах не стесняются принародно демонстрировать свои акции. Уже готовится федеральный закон «о возвращении церковного имущества». Пока – недвижимого, оно ведь еще дороже.
Юлий Селиверстов: Православное возрождение, происходящее в России, после свержения власти коммунистов в 1991 году – процесс объективный, неизбежный и глубоко положительный. Однако иконы XIV века (а с моей точки зрения – и всех последующих веков, до XVIII-го, по крайней мере) должны храниться в музеях. Это очевидно, как дважды два, как впадение Волги в Каспийское море. Глупо, казалось бы, напоминать очевидные вещи. Но приходится. В частности, следует помнить о том, что христиане молятся Богу, Иисусу Христу, а не конкретному кусочку дерева и слою краски.
Наталья Михайловна Ткачёва насчитала на лицевой стороне «Всемилостивого Спаса из Великих Пустынь» чуть ли не четыре сотни гвоздевых отверстий, накопившихся за века! Памятник предельно хрупкий и недостаточно исследованный. Изъятие его из музея – акт, граничащий с безумием. И в особенности страшно, что сумасшествие это приобретает общественную, государственную окраску. Так можно зайти очень далеко.
История ХХ столетия учит, что стремительное массовое одичание, «расчеловечивание» всегда подстерегают общество. И не только в России.
Только злейший враг России, желающий ей окончательной духовной и физической смерти, может сталкивать сегодня Церковь и интеллигенцию. Но мы видим, как это неуклонно и повсеместно происходит. Власть, стремящаяся стать воцерковлённой, опять (в миллионный раз, как в худшие времена Советского Союза) демонстративно игнорирует интеллектуальный протест общества против посягательств на культуру, на музейный фонд.
Древняя икона полностью заменима в молитвенной практике её качественным новым списком, воспроизведением. Но она – именно вот эта хрупкая выгнутая дощечка, этот слой уязвимой закопченной темперы – совершенно незаменима в музее. Ничем и никогда.
Разрушение музеев, распыление их фондов, затруднение научной работы с этими фондами и их демонстрации народу есть преступление – перед культурой, перед Россией, перед человечеством, перед Богом, перед Церковью.
Юлий Селиверстов: Как прислушаешься к разорванным расстоянием «музыкальным» звукам из-за стены – вспомнишь Поганкины палаты. Они сегодня облезлые, облупленные, изъязвлённые за триста лет мелкими человечьими «укусами», не имеющие абсолютно никаких надежд на реставрацию. Там тонны птичьего помёта на чердаке, а чердачные оконца по-прежнему зияют, распахнутые всем ветрам, кажется, с XVII века. Вспомнишь всё это – и станешь, пожалуй, на недолгий миг «врагом оперного искусства».
Ирина Голубева: И так очевидно: при кажущейся, внешней динамике культурной жизни ее внутренний ритм замедляется, инерция прошедшего века нарастает, скрежещет ржавыми механизмами. Нужно настоящее обновление, а не подделка.
Ирина ГОЛУБЕВА,
искусствовед, председатель Псковского областного отделения ВООПИиК, член редакционной коллегии газеты «Псковская губерния»
Юлий СЕЛИВЕРСТОВ,
искусствовед, заведующий художественным отделом Псковского музея-заповедника, член редакционной коллегии газеты «Псковская губерния»
* Организацией акции награждения Всероссийской премией «Хранители наследия» занимался «Реставрационный центр» ВООПИиК, г. Москва.
.jpg)