Урок истории Пушкина

Валентин Курбатов: «Кто напишет единый учебник истории? Кто станет карамзиным и костомаровым?»

Забота президента о едином школьном учебнике истории понятна и естественна. Попробуй-ка иначе собери нацию! Но уж тут, также естественно, – и хор сопротивления: а кто будет определять законность этого единства? Опять «Единая Россия»? А «Справедливая» куда? а Коммунистическая? а Либерально- демократическая?

То-то и беда, что школьная история – прямая заложница взрослой своей сестры (или матушки). И пока «цветут все цветы» в академической истории, они будут цвести и в школьной. Ну что же тогда – сдаться? оставить как есть? Или избрать принцип Леонида Парфенова, которого уже без улыбки ставят на обложке его книги о шестидесятых годах следом за Карамзиным, Соловьевым, Ключевским?

Пусть, как у него, будут рядом Гагарин и нейлоновые рубашки, Братская ГЭС и «горбатый» «Запорожец», гибель Комарова [ 1] и кримплен, туфли на шпильках и Берлинская стена – вся полнота жизни, а уж читатель найдёт, как их соединить в уме и сердце.

А что же с вектором-то? С направлением? С ответом на Господни вопросы: зачем мятутся народы, зачем войны и примирения, зачем ежегодно меняется политическая карта мира? «Предшественники»-то Парфенова не страшились этих вопросов, отчего и оказывались великими историками, много определявшими в духовном строе своего века.

И вот ещё вопрос: кто напишет такой единый учебник? Кто станет карамзиным и костомаровым?

Вдруг открывается, что великие историки рождаются устойчивыми временами с твердой системой координат, а не в «чистом поле», каким мы сделали свою историю в последние десятилетия. Догадываюсь, какой труд предстоит коллективу, который будет избран для этой работы. Каким он будет мучительным! Но и каким благословенным! Если собранию этих ученых удастся стать единым организмом и увидеть ПУТЬ, то и мы почувствуем вокруг надежные стены, а не цветной туман. И с улыбкой сошлем в предание невесёлую нынешнюю песенку «Ищут пожарные, ищет милиция, машут Бердяевым и Солженицыным, ищут–поищут – не могут найти путь, по которому надо идти».

Только бы слышать им и нам всем пушкинский завет ясного и любящего видения родной истории, который он выговорил так беспечно в обычном письме П. Я. Чаадаеву: «Войны Олега и Святослава и даже отдельные усобицы – разве это не жизнь, полная кипучего брожения и пылкой бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов (курсив мой – В. К.)... Пробуждение России, развитие её могущества, её движение к единству (к русскому единству, разумеется – опять наберу это его уточнение курсивом – В. К.), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре (закончившаяся – добавим с сознанием ужаса – уже трагедией в Ипатьевском доме – В. К.) – как, неужели все это не история, а лишь бедный, полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел нас в Париж? (как тут не улыбнуться в скобках и вместе не восхититься расхождением в одном человеке поэта и историка – ведь это о нём же, об Александре, Пушкин – «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда...» – вот и путь историку: своего мнения не скрывай, а историю умей видеть в ее небесной дали – В. К.)

А уж как мудр был Александр Сергеевич в «Борисе Годунове», в великом Пимене – образе, в покойной глубине еще не превзойденном. Тоже словно для нынешних историков писал наставление: «Описывай, не мудрствуя лукаво, всё то, чему свидетель в жизни будешь».

«Не мудрствуя лукаво» – не обобщая в угоду хотя бы и очень передовым властителям. И тут же и самим властителям урок, так еще доныне на несчастье истории и не усвоенный ими: «Да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу, своих царей великих поминают за их труды, за славу, за добро – а за грехи, за темные деянья Спасителя смиренно умоляют».

Ах, умоляли бы, не забывая добра, наследники власти, да и мы Спасителя за грехи Ленина-Сталина вместо безумного поношения, так уже где бы были и кто бы на нас, если Бог за нас.

Немудрено, что все эти пушкинские мысли, в конце концов, отлились в формулу, которую мы тоже цитируем не одно столетие, а однажды, Бог даст, и услышим: «...Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков такой, какой нам Бог её дал».

«Какой нам Бог её дал» – вот, вот самое дорогое и важное условие правильного понимания и чтения родной истории Родной, родной, а мы её все будто мачеху пишем. Если бы каждый школьник выходил из чтения школьной истории с этим пушкинским «клянусь честью…» и далее слово за словом, то лучшего учебника и желать бы не надо. Да и лучшего гражданина Отечества. Но это случится только тогда, когда это условие «Бог дал» будет соблюдено каждым человеком, дерзающим взять в руки перо историка.

И ведь, кажется, уже и слепому ясно, что это сама же история к необходимости единого учебника нас и приводит. Или острое осознание утраты истории. Пока мы жили в ней, особенно-то и раздумывать было некогда – только поспевай участвовать да записывать, «не мудрствуя лукаво». А как выбежали из «класса» на «перемену», так и растерялись от свободы – что с ней делать. И пустились во все тяжкие. А перемена-то и затянись… И когда прозвенел звонок к новому уроку, оказалось, что мы растеряли единую память и каждый уже считает школой разное. Разберись теперь.

Вот тут о едином учебнике-то президент и сказал… И тут Пушкин-то и вспомнился.

Валентин КУРБАТОВ, г. Псков

1 В полёте 23–24 апреля 1967 года космонавт Владимир Комаров пилотировал корабль «Союз-1» и погиб при завершении полёта, когда во время спуска на Землю из-за вращения спускаемого аппарата скрутились стропы и не вышел основной парашют спускаемого аппарата. Дублером В. Комарова в этом полёте был Юрий Гагарин.